Ветова Любовь Давыдовна

О семье. Родословная.

Бабушки и дедушки. Мама и папа. Их родственники.

Мама: Кристина Егоровна, урож. Кириенко, папа – Сыренков Давыд Иванович. Оба родились в 1890 каком-то году, я даже не знаю, я ни паспорта никогда у них не видела, ничего.

Цик С.П. Ну вот бабе Ульяне было 14, когда они приехали, а ваша мама на 2 года моложе.

- То есть примерно 1899-98 годы.

Может быть. А папа был на 2 года старше мамы.

Отец жил здесь. Мама приехала из Могилевской губернии, ехали все они искать землю. На повозках ехали. Как называлась деревня в Могилевской губернии, я не помню, как-то вот даже не говорили об этом. Ехала большая группа, называли они себя ходоки.

- Они были белорусы?

В паспорте написано русские, но, наверно, белорусы.

 Моей маме на момент приезда было 12 лет. Маму и папу Кристины Кириенко звали Домна и Егор, и я не помню их отчества. Ехала моя мама, ее братья и сестры. Мама Кристина была самая старшая из детей в семье Егора и Домны Кириенко. Кто у нее братья и сестры? Была Кристина, потом Иосиф, Нюра, Феня (Федосья), еще Марина. Когда именно родился Петр, я не помню. Но он был не самый младший. Я его видела однажды. Он приезжал к нам. Красивый такой был, в военной форме. Помню, отец тогда скотину колол, и он кровь пил свежую.

- А другие Кириенко были?

Да, конечно, мои двоюродные братья и сестры. Их сейчас никого нет. Это были дети маминого брата Иосифа Егоровича Кириенко. Но это уже после родились, здесь, в Сибири. У Кириенко Иосифа (Осифа) жена была первая Домна (Казакова), она рано умерла. Вторую жену звали Кристина. От Домны у него была дочка Нина, а от Кристины - Коля, Володя, Витя, Лида, Надя и Валя. Валя родилась 22 июня 1941 года. Отца у нее на фронт забрали, и он погиб. Нина потом уехала в Юргу, она уже умерла.

Кириенко, как приехали, жили на хуторе. Поселились они в Милоновке, на хуторе, дед сперва дом построил, скотину завели, все.

А мой отец, Давыд Сыренков, жил в Николаевке. Он рано потерял родителей. Ему было 14 лет и он был старшим из всех. Еще у него были брат и сестры. Тимофей, Елизавета, Анна и еще одна… не помню, как ее звали. Ленивые были, не хотели работать. А Давыд и скот пас, и сумошник был – ходил с сумой, просил у всех. А дети (его братья и сестры – Т.Н.) были такие лодыри! Давыд делал все и был за старшего. Все умел. Конюхом потом работал, выращивал на скачки лошадей. Все призы брал (ипподром был где сейчас Дворец Спорта). Еще он на фронте был, у него была медаль, крест. До свадьбы с Кристиной Давыд Сыренков жил очень бедно.

Рассказ о сватовстве Кизеевых к Кристине Кириенко.

Кизеевы, братья Ульяны, пришли свататься к Кристине, моей маме.

- Ехали вместе, с Кизеевыми были близки. Один из братьев Ульяны пытался посвататься. А почему за Кизеевых Кристину не отдали?

- Потому что мама не захотела. Отец у мамы (дед Егор Кириенко – Т.Н.) лечил, был лекарь. И на скрипке играл - он ходил по свадьбам. Когда к Кристине пришли свататься Кизеевы, отец говорит: «Как Кристина решит. Пойдет она замуж за кого - я ее неволить не буду.» Вызывает маму. А Давыд Сыренков услышал, что Кристину сватают. Кизеевы говорят: «Мы богатые, а ты, видно, хочешь за бедного?». Мама молчала. И тут заскакивает отец (Давыд Сыренков), говорит: «За кого идешь?». Тогда Кристина говорит: «Я иду за Давыда». А дедушка говорит: «Ну, значит, богатым надо выйти». А у них, Кизеевых, еще были братья. Они Давыда ждали на улице, чтобы побить. А отец был сильный. Выдернул штакетник из забора и всех разогнал. Так мама и папа поженились.

-Сколько у них детей было?

У Кристины Егоровны и Давыда Ивановича Сыренковых были дети:

Василий, 1918 год, заболел и умер.

Александр, 1921 г.р., призван в 1940 году, потом воевал, был в плену.

Вера, старшая сестра.

Валя

Галина

О хозяйстве.

За Кристиной Кириенко дали приданое – скотины разной, машинку «Зингер» ножную. Отец Кристины дал свинью, ой, поросенка, овец, кур. Стали жить лучше. А потом, когда в 1931 году стали раскулачивать, то все отобрали. Только отец машину швейную закопал в землю, и она простояла 20 лет в земле. Прекрасно шила все (несмотря на то, что 20 лет простояла в земле). Эта машинка была на мне. То есть ее собиралась мама мне отдать. А моя сестра Вера родила 5 детей. Я и говорю: «Мама, пусть Вера ее заберет. Она шьет. Тем более, мне ставить некуда эту машинку в общежитии». И машинку отдали Вере, так она у ее детей и есть.

- То есть вас никуда не выселили, только все забрали?

Да.

- А в колхоз потом взяли?

Отец так и работал в колхозе конюхом. Мама пекла хлеба трактористам. В летнее время. Детского сада не было, так при школе ясли делали, мама следила, а я ей ходила помогала.

Сперва жили на хуторах. Это потом они как-то в деревню стали. Там же Сыренковых было знаете сколько? Борис, Клим, мой отец, Ульяна Сыренкова и еще Сыренков был, учитель. 5 или 6 домов.

- То есть первоначально Николаевки тоже не было, а были хутора, и потом образовалась деревня, а в деревне этой было 5-6 семей Сыренковых.

Да. А еще в Николаевке жили Малаховы, Никиенко, Балашовы, Турчанович, Кадушкевичи, Солодкины, Копацкие, Киселевы, Савиновы. 4-5 домов были поляки. Вот - Кадушкевичи, Турчановичи, еще какая-то семья. Митя Киселев на балалайке играл. Был еще Шуга (Шура) Савинов. Он был глуховат и картавил, но хорошо играл на гармошке. Мы все просили: «Шуга, поиграй нам, поплясать на улице», А он: «Когда Тоня Сыренкова, дочка Ивана Сыренкова, подойдет, скажет, тогда, говорит, буду играть». Он любил ее. Никому не давал. Так и женился на ней, никого не подпускал.

- Папа по национальности был кто? Белорус?

Папа считал себя русским. Имя у него Давыд, оно какое-то нерусское…

- Сыренковы раньше приехали, чем Кириенко?

Не знаю. Но они владели хутором, потом в деревню переселились. Мамины сестры вышли замуж, уехали - в Асино. Тетя Марина вообще как-то оказалась в Ленинграде.

Великая Отечественная война.

- Кто в семье воевал?

Иосиф Егорович Кириенко воевал. Его фамилия есть у Лагерного сада. Последняя дочь родилась 22 июня 1941 года. Его забрали, и он больше не вернулся, погиб. А второй брат, Петр Егорович, он без вести пропал.

Мой брат Александр Давыдович Сыренков. Александра, 1921 г.р., забрали в армию в 1940 году. Началась война, его направили на фронт. Он попал в плен. 4,5 года мы ничего не знали, что с ним. Мама, бывало, возьмет фотографию. Старший-то, Вася, умер, и этот пропал. И плачет, и плачет, и я рядом сяду и плачу, так ее жалко. Однажды соседка, дочка Сыренкова Бориса, Катя… Она учительницей в Томске работала и приехала к родителям, белить стала. А фотографии были в рамке, и она за рамкой находит письмо. Он - Сыренков Александр Давидович, а у них – Сыренков Александр Борисович. Письма перепутали. Родители были неграмотные, ждали, когда дочка приедет, прочитает. Вот она бежит: «Это от вашего Сашки ведь письмо!» А письмо из Донбасса. Он был в плену, в концлагере, в каком – не знаю. Они бежали три раза. Их два раза ловили. Их так избивали, садили на задницу, бросали (со всего маха). Но они все же решились бежать с другом, Иннокентием. Шли лесами, ночью, а днем прятались. Дошли до Донбасса. Устроились на шахте. Саша парикмахером был на шахте. И написал, что он скоро приедет.

А мама у нас на ферме работала, принимала молоко. Огород у нас был, за огородом эта ферма и погреб, куда доярки приносили молоко и сливали в бидоны. Холодильника же не было. И вот она соберет, а утром уже везет. Вечерняя дойка была. И мы кричим: «Мама, Сашка письмо прислал!». Она бежала, вы бы видели, как она бежала. Она как прибежала и так плачет, плачет от радости, что сын нашелся. И вот мы стали ездить, по неделе, его встречать. И последняя, я, его встретила. Надо было в Малиновку ездить, вернее, в Туган, там станция была. Вы бы видели, какой он худой был. Мама на лошади, мы приехали к молокозаводу. Маму любили, говорят: «Тетя Кристина, сын ваш приехал».

- То есть его за то, что он в плену был, не щучили?

Щучили. Долго его таскали, проверяли, потом реабилитировали. Награды стал получать, у него 5 медалей - сейчас у Сереги лежат.

А у отца крест был. Он же в Германскую войну воевал. Его отсюда же забирали. А в Великую Отечественную он был в Томске охранником в колонии, на Каштаке была, оттуда расстреливали, Колчак-то когда вот. (Смешение времен – Т.Н.). Мы с Валей, когда он пришел, все звали «тятя, тятя», а он пришел, мы хотели его папой называть, по-городски, и так и не насмелились.

- Когда началась война, вам было 5 лет, когда закончилась – 9. Вас направляли работать на поля? В колхоз?

В колхозе все время работала, и во время войны мы пололи грядки, снопы вязали. Все я делала.

Горох воровали. А нас поймал объездчик в поле. Мы горох побросали - и бегом. Нас поймали и закрыли в амбар. Сказали, отдадим только родителям.

- Пуганули, значит?

Да. Во время войны как вот! Судили как: попробуй взять что. Вот у Киселева. У него умерла жена. Осталось трое или четверо детей. Я их помню, все рахиты. Он работал сторожем на молочной ферме, взял двести грамм творога. Ему дали 8 лет, и он так там и умер. Детей потом неизвестно куда определили.

- А вообще во время войны было очень голодно?

Голодно. Что ели? Мама давала мне молока по кружке три раза в день

- То есть корова была?

Была. А старшие вот ели хуже. Сестру мою Валю и отца судороги сводили. Что там в колхозе на трудодни давали - жебрей. Когда колхозе веяли, то, что отвеяло – из этого пекла. Из осота – мама чуть горстку муки добавит. Картошку садили, но родила она у нас не очень хорошо.

И после войны было голодно. Отец конюхом работал. Вот после войны лошадь заболела - корь какая-то, что ли. Сказали, ее надо уничтожить и закопать. Закопали, а отец ее выкопал: мясо. Мы съели ее. Никто не заболел. Не было же ничо, жрать-то не было!

А вообще мы всегда взрослым помогали. Я в 9 лет сама всю избу побелила. Маму так было жалко, я ей все помогала. Всю жизнь не могу остановиться, все надо сделать.

- То есть дети работали рано, ко всему приучались?

Да. Дети отличались большой самостоятельностью, я в город поехала. Сейчас бы я побоялась.

- Учились где?

Училась я до 4 класса в Николаевке, там Дуся Сыренкова была учительницей. Там я выступала с частушками, плясками и даже фигуры представляли, пирамиды. В пирамидах я была. А школу закончила, надо ехать учиться. Брат меня взял в Семилужки. А у него теща была такая вредная. А я там все делала. Вот я пошла в школу в сентябре, а погода такая хорошая. И я сбежала домой. Не пошла назад. Вот, все 10 километров. Я шла-шла, едет мужчина на лошади в телеге - «Куда идешь?» - «В Николаевку». - Ну, садись. И мы ехали-ехали, и канава там. В канаву колесо, я с телеги упала, и телега по моей ноге проехала. Но не сломало. Доехали до Майского (Первомайского), а я дальше пешком пошла. Прихожу, мои родители завтракают. Отец вернулся с пастбища, коней там кормил, или что. «Вот Люба бы сейчас с нами поела». А я им: «Я здесь!». И не пошла больше в Семилужки, пошла в Малиновку. Вернее, не в Малиновку, а в Туган. И я закончила там 9 классов, потом дальше в Томске в вечерней школе училась. Она была на Кирова, за "Сибмотором". Я не знаю, есть ли сейчас вечерние школы.

Об отношениях между парнями и девушками, досуге молодежи.

Г.П. Цик. В Николаевке больше девок было, а в Милоновке больше парней, и они на гулянки в Николаевку ходили.

Да, это было правда, я помню. Ходили, драки там были. Кириенки, Коля и Володя (дети Иосифа Кириенко, двоюродные братья респондента) дерутся, я на них повисну, кричу: «Не надо драки». Я еще девчонка была. Плясала с Петькой (Петром Ивановичем Корольковым, отцом С.П. Цик). Парни и девушки сами пляшут, а мы свою кадриль. Я в фуфайке ходила.

- То есть подростки были там же, но держались отдельно от более старших и холостых?

 Да.

- Кто за детьми следил?

Вера у нас гулять любила. Вовку же она в девках родила. Прибежит с вечорки - его кормить, менять. Отец: «Оставь ребенка, тебе надо крутиться, иди!» Мне было 9 лет, я Вовку и рóстила. Вера потом вышла замуж за немца, Миллера. Училась на тракториста, и там с ним в Малиновке познакомилась. А она отучилась, но работать не стала. За то ее посадили в Дзержинке на 6 месяцев. Мама возила ей зимой продукты на санках.

О медпомощи.

- Вот вы упоминали, что у Иосифа Кириенко первая жена рано умерла. Почему?

Заболела почему-то и умерла. Медицина-то какая была? У мамы сын один умер, с 18 года. Заболел, простыл, а где лечить-то в деревне? Мы же… нас не крестили, а только погружали как-то. Ходили, погружали. Не в церкви. Это потом уже, когда я уже своих детей крестила, Сергея и Лену, и меня спрашивают - женщина в церкви: «А сама-то крещеная?». Я говорю: «Так, погруженная». Мне сказали: «Нет, надо покреститься». И перекрестили заодно.

С медициной было плохо, да что - сельсовет - и то за 10 км. Мама лечила, знахарка была. Лечила и роды принимала у всех, даже у собственных детей. Ночью прибегают: «Кристина, так и так!». Крикнут и убегут. А ночь, темно. Мама меня будит, а мне шесть лет. «Люба! Пойдем!» - и идем. Я на роды не ходила. Видела, как мама придет, помоет руки. Самогонкой оботрет. Ни перчаток, ничего не было. И вот, дети шли. У Барановых – вот еще Барановы, соседи, были – мальчик шел, говорит, пуповиной обмотан. Мама все разматывала сама, спасала. Принимала она еще после войны. Это когда Саша с войны пришел, он в плену был, запретил: «Тебя посадят!».

А где государственная медицина? Сыренков Васька, которого закололи. Пока довезли до больницы, он и умер. На телеге везли.

- Закололи в драке?

Да. 1 мая собрались мы у Сыренкова Клима. Я помню, уже взрослая была. Собрались Петька там, Васька, Иван. Вышли на улицу, погода хорошая была. Васька был комсомольский секретарь. И он Генку комсомольца исключил из комсомола. А Володька Солодкин учился на «шариках в училище», и он такой нож заточил. Ну вот, плясали, и он его пырнул. Падает-падает. А Валька – она медсестра была. Взяла – не надо было его переворачивать. У него как кровь пошла, пошла - и он у самой больницы умер, захлебнулся.

- Судя по тому, что мама, никакого медицинского образования не имевшая, мыла руки самогоном, какие-то представления об антисептике имела. Откуда?

Она как приехала, ее в город в горничные отдали, она в городской школе училась, Два или три класса. Тут Кристинина мама умирает. Отец за ней приехал, говорит: «Кристина, вот вы с Иосифом будете помогать везде… Все остальные младше, женщины нет.» Мама рассказывала: «Я, говорит, так плакала, сильно хотела учиться». А врачевать ее научил отец, он тоже был лекарь. Еще я знаю, что была Тимошенчиха в Милоновке кака-то. Я же в Милоновке не была.

Мама хорошо лечила, была сильная знахарка. У нее была сахарная (косточка – Т.Н.) высока, внутри ничего не было, была как полированная, и она этой косточкой всех лечила - и припадки, и скотину лечила, и людей. Очень добродушная, и никого не оставит, чтобы голодные. Всех пришедших накормит - проходящие из Речицы, зимой у нас постоянно стояли цыгане. Но была сдержанная. Не любила наши сплетни, сидеть на лавочке. У колодца женщины стоят: «Кристина, ну постой», она говорит: «Мне некогда».

С.П. Цик. А еще об отношении к церкви, о праздниках. Баба Кристина верующая была?

Мама Кристина верила. Но набожной, как Ульяна, она не была. Только ездила на Пасху в Троицкую церковь.

Праздники какие отмечали? Рождество, Пасху, Троицу, Святки какие-то были. Мама у нас ходила, святила, как - «Христос воскрес»? Наберет продуктов, принесет, кормит нас. 

- Не гоняли религиозные обряды?

Нет, у нас этого не было. На Пасху мама пекла куличи и ездила в Томск в Троицкую церковь – так было ей ближе.

 Они с отцом пели очень. То к ним придут, люди соберутся, то их пригласят. Свадьбы отмечали – меня звали песни петь. Я много знала.

На море уточка да купалася,

Своим пером любовалася.

Перье мое, перье сизое,

Будешь ли такое,

Как у мамки жила...

Еще частушки:

По Милоновке пройдем
И назад воротимся.
Старых девок запряжем

И на них прокотимся.

Николаевка деревня,
Николаевка село.

Николаевски девчонки

Гуляют весело.

Советские праздники справляли застольем – на Первомай ходили в гости.

Тут же разговор заходит о еде.

Мама очень много чего пекла, но после войны, когда продукты были нормальные. Мама колбасу делала сама: кровяную, из мяса, и рубленное мясо с тертой картошкой. Колбасы вешали в амбар, и они там хранились. Овса напарит, он распарится – такой вкусный. На вечерки идем, в карман наложим, ели, он такой вкусный. Брюкву в чугуне парила, она упарится - такая вкусная делается, сладкая, как тыква. Все ели. Правда, у нас не было рыбы в деревне. Было два прудика - Шахов и где Сыренковых дом, там. На советские праздники, на выборы - приезжали с урной, привозили буфет. Мама очень любила рыбу, и мы набирали копченой рыбы.

И плавно переходит к хозяйству.

Отец ездил в город – то дрова возил в город, то сено – в городе много держали. На гонках тоже получал премии. Приедет домой – деньги маме. Она ему говорит: «Почему ты себе купил бы что, хоть пива». Нет, не мог он так. Вообще пил мало. Бывало, утром придет от лошадей, а роса - промерзнет. Мама ему говорит: «Давыд, выпей!». - «Нальешь, так выпью». А нет, так даже не попросит никогда. Мама вообще не пила ни капли. А в подполье всегда много самогона стояло. Мама сама гнала. Гонит ночью, тогда ведь тоже запрещено было. Меня будит: «Люба, попробуй!». Я попробую, а что понимала? Она спичкой поджигала, смотрела. Гонит до утра, а потом на железную печку накрошит луку, сала - чтобы запах отбить. Запрещено же было. А делали так. Было корыто, к нему труба. Два чугуна больших ставили один на один. Замазывали тестом. Один ствол - в корыто, второй – в чугун. И льдом охлаждалось. Лоток ставился как-то между чугунками.

Говора особого не было, мама же в городе жила, научилась. По характеру мама и Ульяна были разные. Отец маму любил, но он такой матершинник был - прямо и в Христа, и в веру, и в бога мать. Как тачает сапоги, проколет - так ругался! Он и пимы катал, заказы выполнял. Пришел домой – я без обуви. Он голяшки от одной обуви пришил к ботинкам. Мама пряла и ткала.

Скотину держали. Картошка у соседей рожала. А держали корову, овец, свиньи были, куры, уточки были и гуси. Дом был - деревянный, старый. Мы переехали в 1959 году. Крыша на доме была тесовая, а двор – под соломой. Сеней особых не было, печка русская справа, с другой стороны – железная печка. Длинный стол, две лавки. Посуда на полках, мама посуду любила. Иконы были - по диагонали от печи, под полотенцем. Одну икону, когда моя мама умирала, она Ульяше отдала.

- То есть получается такая картина: сначала Сыренковы, потому что он был сирота, он был бедный. Потом Кириенко дали богатое приданое, и он разбогател. В 1931 году это богатство все забрали, и они в колхозе стали работать. А во время войны было очень голодно. Но после войны вы стали жить более-менее хорошо, питались разнообразно. Так?

Да.

- Вы упоминали, что в 1959 году. Вы вместе уехали, или раньше?

Раньше. Как я уехала из деревни. Раньше, чтобы уехать из колхоза, нужна была справка. Я пошла в сельсовет, а мне не дают. В училище я не поступила. А к нам в колхоз приехали работать с психбольницы медсестры, другие люди. Из парикмахерской. В том числе татарочка по имени Роза. Она жила в переулке Комсомольском на пл. Батенькова. Захожу, а у них лежит большая туша мяса, они пилят. Они меня приняли, посоветовали: «Иди в трамвайное управление, устроишься кондуктором. Тебе дадут общежитие, и будешь там работать.» Я так и сделала, устроилась кондуктором работать. Я в марте приехала. А морозы. А у меня какая одежда – фуфайка да платочек. А через три месяца начались курсы водителей. Я закончила эти курсы. Трамваев было всего 6 штук. Потом пришли еще два трамвая, рижские. Такие длинные, мягкие. И меня посадили. А я говорю начальнику смены: «Маша, я не могу, как я удержу?». Она говорит: « Ничего. Ты не спишь. Девки спят по ночам, а ты у меня будешь до последнего вкалывать». А трамвай был - кабина, все! А первые – руль крутить надо. Окна замерзнут, нам дадут в тряпочку соль, глицерин – вот и протираешь.

- Вас не пытались вернуть?

Кондукторов не хватало, и меня хотели вернуть, но Трамвайное Управление (Бреднев был управляющим Трамвайным трестом) не отпустило. Меня прописали, дали общежитие. Я закончила трамвайные курсы и стала работать. Зарабатывала 370 рублей, я тогда была состоятельная.

Жили мы на Татарской, и вот иду я на работу. А магазин, где сейчас «Тимуровец». И вот я решила в него зайти, посмотреть, какие есть продукты. Поскользнулась, уцепилась за косяк, дверь закрылась и сломала мне палец. Гипс наложили, и я не могла работать. В это время я устроилась в Дом Офицеров на полугодичные курсы делопроизводителей-кадровиков. Уволилась с трамвайки и устроилась работать секретарем в Горисполком. Потом пришли с электротехнического завода, по рекомендации преподавателя курсов. На электротехническом мне дали 95 рублей зарплату, а в горисполкоме – 50 рублей. Потом я работала секретарем у Перегудова 5 лет, он еще ректором в ТУСУРе был, потом его забрали в министерство. Я снова работала старшим инспектором отдела кадров на электротехническом заводе. Потом в Томскагропромпроекте отработала 20 лет. У нас было 500 человек, я всех знала в лицо и по фамилиям. Звонит директор – «Идите проверяйте - опоздания, все». Тогда же баллы делали по отделам, премии, все. Я иду, проверяю. Я людей жалела. Если женщина с детьми, я опоздания не отмечала. Одной только отмечала – она жила на Доме Книги, недалеко, семьи и детей не имела, но опаздывала.

Замуж я вышла в 1959 году, муж – Владимир Павлович Ветов. Свекор – Павел Терентьевич Ветов. Он из Болгарии, сосланный перед войной. В Болгарии есть город ВетОв. Он жил сначала в Грабцево на Васюгане, на метеовышке. Потом тоже жил на Васюгане. Умел делать бочки, обласки. Володя с 7 лет охотился. Павел Терентьевич на мясокомбинате принимал у охотников-остяков мясо и привозил его в город. Они хорошо жили, у них был крестовый дом. И дети были - Шура (дочь) - 1934 г.р., Володя – 1937 г.р., потом еще двойня и последние – Миша и Рита. Все 6 детей получили высшее образование. В Васюган переехали, когда начали нефть разрабатывать.

Володя учился в ТИСИ, архитектура гражданского строительства, и был отчислен с 3 курса за неуспеваемость и за «это дело». Уехал на Васюган и устроился в нефтеразведку. И вот они по Васюгану на барже везли оборудование. По сильной воде. И ему ногу затянуло в мотор и сломало. Он 6 месяцев пролежал в гипсе. Приехал, восстановился, взялся за ум.

А познакомились мы с ним в трамвае. Я работала водителем. На Ламповом заводе заходит. Он как привязался ко мне. И в 59 году мы нашли квартиру и сошлись. Никакой свадьбы не было. Но жили мы вполне достойно. Мужу прислали из дома денег, он купил отрезок шевиота и подарил его мне. А я говорю: «Не нужно мне твоих денег». У меня на трамвае зарплата была 370 рублей. Сама могла неплохо хозяйствовать и одеваться. Пошла и заказала ему одежду. В ателье на Карла Маркса. Из импортного пальто с карманами и поясом сшили ему модное молодежное пальто, костюм хороший, купила три рубашки - вообще, всю одежду ему хорошую справила. Квартиры нам, конечно, он построил всем.

Володя закончил ТИСИ в 1962 году, он главный инженер Энергосетьпроекта был, сын тоже ТИСИ закончил.