Тамара Горлова (в центре) в 1945 году. Тула.
Нас всех спас от голода мой папа, Иван Васильевич Завьялов. Он был стрелком-испытателем оружейного завода, у него был знак «Ворошиловский стрелок», но завод был эвакуирован, и папа нашел
объявление, что требуются охранники, а также столяры-плотники на Ряжский вокзал города Тулы (Рязанское направление). Там на открытой платформе, под навесом, оставалось
много зерна, которое не успели убрать. Его надо было охранять не от людей - люди не трогали зерно, а от птиц. Собранная бригада строила специальное ограждение. Оббивали, чем придется. В ход
шли доски, фанерные листы, даже тряпки. Нашему папе в качестве платы за день работы выдавали небольшой мешочек
пшеницы. Мы ожили. Мама нашла где- то жернова, и мы растирали это зерно. Наша проблема была ещё в том, что мы не были сельскими людьми, и у нас не
было специального оборудования. Варили каши – растертое зерно с мороженой картошкой. Это уже была еда. Охранники зерна стреляли в птиц – голубей, ворон, галок… Папа иногда приносил добычу. Мы этих птиц ощипывали и варили.
Удивил, даже поразил нас, детей, наступающий Новый 1942 год. Это был праздник. Немцев только что отогнали от Тулы. Помню, что в защиту Тулы выступили рабочие Оружейного завода. Был организован рабочий батальон, кроме действующей Красной армии, ходили по квартирам и звали мужчин, даже мальчиков, войти в батальон. К нам тоже приходили, звали за-щищать Тулу, давали оружие. Знакомый мальчик ушел в батальон. Это 14 летний подросток. Позднее мы узнали, что он
погиб. В начале 1942 года открылись некоторые школы, но они были только в маленьких домах. Большие здания, в том
числе и то, где была моя школа №58, отдали под госпитали. Пригласили нас, детей, в школы. Везде были развешаны
объявления, составлены списки. Я оказалась в чужой школе, поэтому подарка там я не ожидала. Но на праздник нам всем раздали новогодние подарки - всем детям до 14 лет. В подарок входили конфеты, печенье, яблоко, баранки, маленькие тульские пряники. Все подарки
были упакованы в бумажные мешочки. Никого не забыли. Мы тогда очень удивились, потому что учились в другой школе, а нас всех нашли.
Начали учиться. Учебники были на двоих или даже на троих. Не было тетрадок, не было бумаги – писали на каких-то клочках. Одеты мы были во что попало. Было холодно. Часто на уроках сидели в пальто и верхней одежде. Я носила мамин зимний жакет. На ногах носили бурки. Шили их сами из материала и ваты, а самое главное, у нас были галоши.
Ходили свободно и по грязи, и по снегу в галошах. Несмотря на тяжелые условия, учились хорошо. Учителя давали
серьезные знания.
(Примечание от Зоркальцевой С.И.: «Мама до сих пор помнит многое из школьной программы: математику, литературу,
географию,… она стихи наизусть читает, иногда поражает своей памятью и очень глубокими познаниями, наверное, были
очень сильные педагоги, чего, к сожалению, не достает в нашей жизни).
Помню, как к нам в класс пришла Люба Скоринова, дочь генерала, эвакуированная из города Минска. Я с ней
подружилась. У нее были роскошные косы. До сих пор помню её кудрявые волосы и красивый цвет лица. Наш военрук
Любу называл по имени, а нас всех по фамилиям. Я тогда стала завивать на теплые гвозди свои волосы, чтобы быть
немного похожей на Любу. Я долго дружила с ней. Она мне написала поздравление в 1943 году с днем рождения, я его
помню и сейчас: « С днем рождения поздравляю, быть отличницей желаю, и желаю много -много счастья, радости познать, но средь подружек и друзей уважение не терять». Я училась хорошо, она тоже, мы с ней понимали друг друга. Она уехала в 1945
м году на Дальний Восток. Там шла война с Японией, и её папа там воевал. Позднее Люба в Москву уехала и закончила Второй Московский медицинский институт. Мама у нее была больная – что-то с суставами. Она почти не ходила, мы ей помогали убирать в квартире, принести что-либо. Как жена генерала, она получала содержание, и продукты они могли купить, а жили на частной квартире. Когда мы
пошли в школу, как и другие ученики, мы стали ходить в госпитали. Ходили целыми классами. Мы бойцам шили кисеты
для табака. Вышивали и дарили раненым. Писали им письма, выступали с художественной самодеятельностью, пели,
читали стихи и книги. Рассказывали, что происходит в Туле, в стране. Самое страшное в госпитале для меня было, когда я увидела, как человек умер в результате гангрены ног – не помню имени, полковник. Практически, на моих глазах. Его похоронили на Всесвятском кладбище, большое старинное
кладбище в центре Тулы. У полковника была отдельная могила, а у бойцов была общая большая могила. После войны
там создали мемориал. Все фамилии захороненных бойцов воспроизвели, установили мемориальный памятник. Бойцы
некоторые тяжело переносили ранения, а некоторые улыбались, радовались детям - по-разному было.
О церкви. В Туле очень много церквей – моя дочь-историк, всегда этому удивлялась. Этот город старше Москвы. В нём храмы работали основные и до войны, а некоторые
открыли сразу после того, как отогнали от города немцев. Нас крестили с братом в 1941 году, в августе. Еще немец не
подошел к Туле. Я хорошо запомнила, что со мной был брат Володя, будущий летчик, и моя мама. Когда во время
крещения священник отрезал мне прядь волос, я удивилась, даже отпрянула от него, а он сказал: «Не бойся, я твою
красоту не испорчу». Так мы с братом стали крещеными. До этого нас не крестили, так как папа наш был партийный, а в молодости служил в ЧК. Из ЧК он ушел по здоровью, у него нашли сердечное заболевание. Тогда он ушел работать на
Оружейный завод, стрелком-испытателем. Оружием он владел хорошо, они с мамой были ворошиловскими стрелками.
Из школы домой и в школу я ходила мимо храма Двенадцати апостолов. Это храм XVIII века. От школы до него метров
невеста в накидке, в белом платье. Она шла с женихом. Оба хорошо одетые. Возле коляски стояли три женщины. Одеты они были очень просто: юбки серенькие, платочки на головах, мы услышали, что люди о них сказали, это Матрона. Мне
тогда показалось «Матрена», и я запомнила это необычное имя. В городской Туле так девочек не называли. Запомнила я и её необычные слова. Тогда она сказала: «Тулу я немцу не отдам». Еще она сказала, про свадьбу, что хоть они венчались в церкви, но свадьба эта не нужна, так как жених погибнет. Карета выгладела, как царская – лошадь хорошая, фата у невесты красивая. Для войны это было редчайшее зрелище. Тогда я больше запомнила пару в
подвенечном наряде, а ведь рядом со мной была святая! Она жила в Тульской области, в Виневском районе. Она там
родилась и жила, потом бывала в разных местах. Этот храм до сих пор действует в Туле.
Победу я запомнила на всю жизнь. Первое известие к нам пришло 2 мая. Я была в Тульском цирке. В 23.00, поздним
вечером, когда представление заканчивалось, вышел конферансье и объявил, что наши войска взяли город Берлин.
Выступали в этот момент цыгане. Напомню, что под Тулой традиционно жили цыгане – вспомним Л.Н. Толстого. Такое началось, что мы в цирке ликовали до 4 утра. Пели все и танцевали. Цыгане с нами
пели. Как сейчас говорит молодежь – зажигали. Все целовались, обнимались – радость была огромная. Я помню это всю жизнь. А 9 мая — Победа. Но мы уже к этому были готовы, ведь Берлин был наш! Помню, как мы встречали первый эшелон с фронта.
Весь город вышел с цветами! Радость была невероятная.
Проект является победителем грантового конкурса...
Комментарии (0)